Средиземье: часть 4 |
Что ценности! Нынче не
в моде Кумиров себе создавать. Года как мгновенья проходят И трудно бывает понять Зачем
на кругах Мирозданья, Мгновенья как годы влачатся, И только - у края могилы, |
М-да, необычные получились стихи,
подумал в смятении Ник. Хотя, почему,
собственно, необычные? С детства
привыкнув подвергать все сомнению,
он сейчас и во Тьме засомневался.
Действительно, так ли уж хорош этот
путь? И так ли уж хороши те, кто
следует дорогами Мрака? Ну что им
стоило, в конце-то концов, этим
назгулам, просто взять его и по
воздуху в Мордор перенести? Так нет
же, нет, посмеялись, и в Средиземье
оставили, мол, добирайся сам, как
знаешь. А я ж - книжник, на самом деле
книжник, ничего толком не знаю, да и
делать-то не умею: в лесу непременно
заблужусь и речку не переплыву... те
две речушки - не в счет! С камня на
камень по мелководью всякий сумеет!
Ни холод, ни голод долго терпеть не
смогу, пытку - не вынесу, расколюсь
сразу же... Нужен я им - ТАКОЙ? Ну,
ясно, что нет.
Как там распинался Вала, признай,
дескать, власть Манве, тебе же
облегчение выйдет... Признать разве
что? НЕТ!
Судорога свела тело Ника. Власть
Манве! Не-ет, никогда! Никогда!
Невозможно. А, собственно, почему?
Давай-ка, разложим все как всегда по
полочкам, Ник... Назгул Ник? Да нет,
пока еще - не назгул. Итак... Что там
провозглашают Валар главной
людской добродетелью, что не устают
повторять людям Средиземья через
своих жрецов? Правильно - "не убий".
Причем какое-то странное это "не
убий." Когда темные силы
хватаются за свои мечи, это по их
мнению ох как плохо, ну а ежели то же
самое делают светлые эльфы и их
союзники-люди, так подобное - выше
всяких похвал. Последний Союз
Светлых Сил... Высокопарно звучит! И
втроем против одного - в Первой
Битве Кольца, тоже, получается,
можно, да еще и - благородно...
Лицемеры! А лицемерие и наивность -
два главных греха с точки зрения
Темных Сил. Лицемерны - Валар,
наивны - их союзники-люди. И твоя
гордыня, назгул Ник (снова - назгул!)
есть самый страшный грех в точки
зрения Валар. Но ведь и зрение тоже
может быть устроено по-разному. То,
что доступно взгляду орла, не
способен различить - гном. Люди не
могут видеть в ночи, а кошки и волки
- видят! И то, что для нас тьма, то у
них именуется светом... А раз так,
нелепо было бы требовать "не убий"
от сторонников Мрака. Убивать, по
необходимости, приходится всем.
Убивать, чтобы выжить, и дать
потомство, на том стоит этот мир!
Если я не убью напавшего на меня
волка, я погибну от его зубов, если я
не освежую овцу, пасущуюся на лугу,
я погибну от голода. Так что принцип,
положенный в постулаты Тьмы - иной,
и он гласит: "Воздержись!"
Воздержись от бессмысленного
убийства, воздержись от напрасного
убийства, и от неблагородного
убийства - тоже воздержись.
И не Свет или Тьму в конечном итоге
все мы выбираем, а просто решаем для
себя такой вот естественный вопрос:
в стае тебе ходить, паренек, или - в
стаде?! Если в стаде, тогда иди-ка ты,
брат, к Манве, и будут у тебя -
пастухи, и думать тебе будет не надо,
найдется, кому все решить за тебя. И
будешь ты нагуливать жирок на
свежем зеленом лужку, а потом
добрый пастырь оглядит и ощупает
тебя со всех сторон и, найдя, что ты,
в общем, хорош, освежует и съест.
Стая? Ну что ж, тут законы иные,
волчьи законы, твердят тебе пастухи.
Верно, с их, пастушьей точки зрения,
законы эти ужасны. И если ты в - стае,
(А хоть бы и волк одиночка!), так
значит, найдутся и охотники,
выслеживать станут, в конечном
итоге - убьют. Но зато (на год-два, а
пусть даже и на день!) будет у тебя -
свобода. И друг будет - рядом, верный
друг, сильный, уверенный, смелый, а
не овца из стада! И будешь ты
свободен, пока хватит сил, а сил...
сил хватит! Саурону же хватает.
А ему, между прочим, труднее
приходится, чем тебе, самозванный
назгул Ник. Или что, скажешь - не так?
Был Учитель... теперь он в плену у
Валар. Был дом... теперь дома нет,
разрушен. И друзья спят вечным сном
под черными курганами... А вокруг
только мрак и звезды, и - ты один на
дороге... И надо идти - мстить за
погибших друзей, за Учителя. И
нельзя, нельзя, смертельно опасно,
полюбить кого-нибудь заново, ибо
полюбить, значит - потерять! А
ледяная беспощадная удавка Света
захлестывает шею все круче. И нет
сил сорвать, разорвать эту петлю. А
тут еще какой-то самозванец
мельтешит под ногами, претендуя на
внимание и почет.
До него ли! Понятно, что не до него...
И что это он там желает? Ах, рвется в
ряды?! Ну, в чем же дело? И пешку в
игре можно весьма эффектно
использовать. Использовать, но - не
полюбить.
А мне ведь надо иное! Ну, пусть не
любовь, в самом-то деле, ничем ведь
не заслужил. Пусть просто заметит, и
- руку на плечо, мол, все в порядке,
Ник, гляди веселей! И тогда - я
согласен в огонь! И - душу под ноги!
Топчи... о, мой властитель,
единственный мой! Для тебя - и души
не жалко. Да и что ее жалеть, эту
душу?! Лучше уж - в аду, да с тобой,
чем в раю с этим... Манве! Ник потряс
головой и неловко усмехнулся,
припоминая сказанное... Ох, и
фанатик ты, парень! Да ты сначала
дойди, а потом уже - душу бросай.
Разбросался... А ну как
пробросаешься?!
Нужна ему твоя душа, как же!
Наверное, даже и не посмотрит.
Брезгливо поморщится, перешагнет,
ноги вытрет. Мол, вот и еще один
дурень... ну куда его такого? В огонь?
Брешь затыкать? М-м-м, сгодится...
И будешь ты - в дырке затычкой, и
никто не вспомнит о тебе, парень Ник,
как не помнят о тысячах тысяч
других, безымянных, погибших и с той,
и с другой стороны во всех этих
Битвах Колец... Тут и главных-то
героев не помнят, что уж тогда
говорить о второстепенных
персонажах? Ну и... пусть? Ну и пусть!
А я все равно дойду, и встану в ряды,
потому что - очень уж хочется мне
стоять именно в этих рядах, именно в
ЭТИХ и ни в каких других.
Ну а забудут, так что ж? Всех все
равно не упомнишь. Вот и назгулов
тоже взять, ну кто помнит ИХ имена?
Просто - назгулы. БЕЗЫМЯННЫЕ... Как и
прочие, тысячи тысяч... Вот так!
И я конечно пристрастен, я, назгул
Ник, что поделаешь? Ну, не нравится
мне Свет, ну, по душе мне Тьма. Я -
такой! И другим быть - не желаю. Не
отвергай меня, Саурон... не
отталкивай, пойми... Ты ведь и сам
когда-то вот так шел: по дорогам
Арты, прижимая к груди Черную Книгу,
плача и оглядываясь на зарево над
руинами Аст Ахэ.
Уф-ф: хватит, ну что ты разнылся-то,
назгул Ник? Лежишь тут в степи,
мордой в жухлую траву, уныло
хнычешь, мол, все зола... прах и пепел.
Ну и что - прах и пепел?! Просто - надо
идти. Ник встал, утерся рукавом
грязной куртки. Холод как-то
притупился, но когда по дороге ему
подвернулся вдруг какой-то зверек
типа суслика или сурка. Ник не
сплоховал, сцапал его голыми руками,
не хуже кота! И - сжевал полусырого,
не дожидаясь, пока мясо как следует
на угольях прожарится, бормоча при
том виновато, дескать, мать-Арта,
прости, что я отнял жизнь у одного
из твоих детей. Но это ведь не
бессмысленное убийство. Нет?.. А
потом он уснул, и приснился ему - то
ли Дол Гудур, то ли - Тангородрим...
Он стоял перед огромными
массивными воротами и стучал что
есть сил, и, вроде бы, ему их -
открыли... А потом он проснулся,
обсосал начисто кости давешнего
сурка и снова пошел вперед.
Упорный паренек! Поневоле ему -
позавидуешь!
Сны иногда сбываются. Не часто и
далеко не всякие, но... этот сон Ника
сбылся! Улыбаясь, он смотрел на
ворота: массивные дубовые доски,
окованные железом, потемнели от
времени. Вот он. Дол Гулдур! Дошел...
Серые вечерние сумерки скрадывали
детали, придавая пейзажу оттенок
сказочной нереальности. И - никого
вокруг не было... Ах, да, ведь скоро
ночь.
Ник подступил к воротам и уже
поднял было руку, чтобы постучать.
Но - помедлил, отряхнул зачем-то
одежду от пыли, провел ладонью по
лицу. Вот, я у цели. Почему же так
горько мне, почему нет радости и
ноет сердце, не в силах избавиться
от невидимой острой занозы? Эти
скальные выступы, эти горы... и что-то
еще надо сделать. Ах, да, кольцо! Что-то
с трудом налезает оно на палец... Так,
и волосы еще пригладить... Ну,
кажется, все!
И - Ник постучал в ворота: сначала
робко, а потом уже - громче, изо всех
своих сил. Не открывали и теперь.
Разозлившись, Ник принялся бить по
воротам ногой: подкованным
каблуком ботинка. Где-то на
двадцатом ударе каблук отлетел. Вот
же гнусность. Да что они там, все
заснули?! Он уже и сам готовился
заночевать у ворот, как вдруг...
Скрипнули, расходясь, створки.
Ворота распахнулись и с десяток
вооруженных орков завернули Нику
локти к плечам. Ну вот, начинается.
- Отведите меня к Властелину! -
крикнул он. Орки в ответ засмеялись:
- Ага, так он тебя и дожидается! Что ж,
справедливо... у Саурона могут быть
и другие дела.
- Ну, к Арни тогда отведите.
- Не знаем такого... - Ну, Терм, Терм!
Снова недоуменное переглядывание,
пожимание плечами. Ну и тупые они,
эти орки. И все же его куда-то вели
по дороге, что тянулась вдоль скалы,
а высоко, на огромном скальном
уступе, возвышался Замок, сложенный
из огромных гранитных глыб. Ник
вскинул голову, любуясь его башнями
и стенами. Нет, пытаясь любоваться.
Замок почему-то не понравился ему.
Какой-то он был не такой.
Неправильный. Приземистый, грубый,
чужой...
Ох, зря я сюда явился, кажется,
подумал вдруг Ник. А откуда-то
сверху, с одной из башен Замка,
послышался Голос.
- Приведите бродягу ко мне, - вот и
все, что было сказано: четко,
надменно, громко.
Орки повиновались и чуть не бегом
бросились по дороге, подгоняя
пленника тумаками. Да отпустили б
хоть руки, ослы! Нет, по-прежнему
выкручивают. А вот и Замок! Пришли.
Протащив по каким-то темным,
извилистым коридорам, его
втолкнули пинком в необъятную,
освещенную тысячами свечей, залу.
Помещение было богато изукрашено:
золотом сияли стены, причудливый
узор из смарагдов украшал потолок,
и паркетный пол, натертый до блеска,
был скользок невыносимо, словно по
льду идешь... Посередине залы, на
помосте, возвышался трон,
задрапированный пурпурным
бархатом. На троне восседал Тот, на
встречу к кому Ник так стремился. Он
был строен, надменен, красив и
холодные, светлые глаза его,
похожие на острые льдинки, как два
осколка стекла, впились в лицо
безвестного бродяги.
- Кто ты? Говори!
- Я...- губы не повиновались Нику,
слова застряли в горле. - Я просто
шел себе мимо.
- Зачем ты стучал в ворота моих
владений?
- Так просто постучал. Думал найти
приют. Трактир. Или двор постоялый...
- Лжешь! Ты лазутчик Врага?
- Какого?! - совсем ошалел Ник.
- У Средиземья - один Враг...
- Э-э... Возможно... (Если не понимаешь,
о чем идет речь, лучше всего
поддакивать, соглашаясь.)
- И этот Враг зовется Сауроном!
- Позволь, Владыка, а ты-то кто?!
- Что?! - Владыка вскочил со своего
трона. - Да как ты смеешь, смерд! Я -
Саруман Белый! А ты... ты. Ты!
- А я - осел, кретин ненормальный. -
Скрипнул зубами Ник. Будь здесь
окна - так бы и бросился вниз со
скалы! Но вот ведь - окон в зале не
было. А какой-то орк, из тех, кто
доставил его сюда, наябедничал,
желая выслужиться. - О, владетельный
Саруман, а у него на пальце - Кольцо!
И Ник увидел, как огромная радость
осветила вдруг лицо мага.
- Где Оно?! Покажи! - А вот оно,
полюбуйся! - Ник выбросил вперед
руку. И - радость на лице Сарумана
сменилась вдруг дикой яростью. -
Назгул?! Назгул? Ах ты, дерьмо!
Должно быть, он подал незаметный
знак оркам. Охранники схватили Ника,
повалили ничком на паркет, какой-то
орк уже заносил ятаган,
примериваясь отсечь ему руку. Но
Саруман, оттолкнув чересчур
ретивого слугу, с наслаждением
наступил каблуком своего
белоснежного сапога на запястье
самозванного назгула. Хрустнули,
ломаясь, кости, боль была такая, что
все окуталось на мгновение черной
мглой.
Очнулся Ник в камере. Он лежал на
вонючей соломе: распухшую руку
мозжило и дергало, а в крохотное
оконце, забранное железной
решеткой, бесстыдно пялилась
полная луна.
М-да, получается, не один миг прошел
с тех пор, как он потерял сознание.
Ник решился встать и с третьей
попытки это ему удалось. Держась за
стену, он подтащился к окну.
Подергал левой рукой решетку. Нет,
бесполезно. Даже если б и обе руки
были целыми. Даже если б и удалось
выломать железные прутья... Все
равно, за окном - обрыв. Да, влип ты,
парень. Впрочем, винить некого, сам
оплошал. Кхарду сказать, то-то он
посмеется! Как же - новый анекдот!
Шел себе парень в Дол Гулдур, а
попал - в Ортханк! Ник закашлялся,
пытаясь посмеяться над собой.
Получалось плохо. В горле пересохло.
А, вот же кувшин, а в кувшине - вода!
Самым правильным было б сейчас
заснуть, сберегая силы, но рука
болела... Вряд ли получится уснуть.
Ник неумело, действуя одной рукой и
зубами, отодрал лоскут от рубашки,
замотал изуродованную кисть, полил
тряпку водичкой. Не то, чтобы сразу
и полегчало, но все-таки... Солома
была осклизлая и вонючая. Ник
брезгливо поморщился, оглядывая
камеру. А вот там, в углу, навален
целый тюк соломы. Это уже лучше...
Подумав так, он побрел в этот угол,
улегся было и - тут же вскочил.
Кто-то укусил его за палец. Да что же
это происходит! Отчаянно
сквернословя, Ник разворошил
солому. Сначала он увидел глаза: в
полутьме они сверкали как два
уголька, и кто-то низенький, тощий,
дрожащий, попытался неумело
сопротивляться его ударам. - Так ты
кусаешься, гад?!
Ник вдруг опомнился, виновато
вздохнул. Что ж это он делает?! Бить
такого же пленника, приятеля, можно
сказать, по несчастью... А низко ж ты
пал, назгул Ник!
Но, вообще-то, он первым начал. Да, от
страха! - Прости меня, - сказал
искренне Ник. - Как звать-то, а? За
что в тюрьму бросили?
Сокамерник не отвечал, дрожа и
всхлипывая, бормотал что-то
странное: голлюм, голлюм, голлюм, -
во рту его словно бы перекатывались
камешки.
- Ладно, - вздохнул Ник. - Утро вечера
мудренее. Спи давай, Глюм, и - не
бойся ты меня, я тебе зла никакого
не сделаю.
Неясно, понял ли его Глюм, поверил
ли, но всхлипывать и трястись
перестал, только глаза по-прежнему
в темноте сверкали. Не доверяет,
значит.
Прогоняя ночную тьму, солнечный луч,
проникший в камеру, возвестил о
начале нового дня, но Ника это не
обрадовало.
При дневном свете Глюм выглядел еще
более отвратительно: весь какой-то
серый, пупырчатый, скользко-холодный.
А на руках его - мокнущие
загноившиеся язвы - следы от ожогов.
- Пытали, - покивал понимающе Ник,
отдирая еще один лоскут от рубахи.
Первая помощь Глюму была оказана.
Покончив с этим делом. Ник принялся
оглядывать место своего заключения.
Как оказалось, это была не совсем
камера, скорей уж железная клетка, с
трех сторон, кованые железные
прутья - в руку толщиной! С
четвертой стороны путь на свободу
преграждала каменная стена с
крохотным зарешеченным окошком. Да,
не выберешься отсюда!
- Эй, приятель, огонька не найдется? -
в соседней камере зашевелился
какой-то орк, гремя кандалами.
Интересно, этого-то за что?! - Не курю,
- сказал виновато Ник. Орк
разочарованно шмыгнул носом.
- Эх ты, а еще назгул!
И сейчас же, еще один пленник из
другой камеры приблизился вплотную
к решетке, восклицая негромко, с
надеждой в голосе. - Назгул?.. Ник!
Ник изумленно всмотрелся. Заморгал.
- Не может быть! Леди... как вы-то
попали сюда?! Золотинка судорожно
вздохнула.
- По приказу Саурона...
- Но мы в Ортханке, леди! Здесь
хозяин - Саруман!
- В самом деле? Это вселяет надежду...-
судя по интонации, Золотинка не
надеялась уже ни на что.
- Но муж-то ваш об этом знает? Что же
он ничего...
- Он властен лишь в Вековечном Лесу...
- Но зачем вы Саруману, леди?
Золотинка - молча пожала плечами,
очевидно, не знала и сама. Зато орк в
соседней камере гулко захохотал. -
Ну, ты, назгул... как прямо сегодня
родился! Такая красивая баба, а ты
блеешь "зачем".
- Придержи язык, ублюдок, -
поморщился Ник. И. - Не волнуйтесь,
леди. Если б для этого похищал, так
уж точно, не в камере бы держал, а в
хороших покоях, слуг и рабынь бы
приставил.
- Да. Все уже было. Вежливое
обхождение, богатые подношения...
- М-да. - Ник не стал спрашивать, что
случилось потом, вспоминая плохо
зажившие царапины на щеке мага.
- Он дал мне неделю срока, предлагая
подумать. А иначе, если откажусь,
обещал отдать своим оркам.
- Я ничем не могу помочь, - ровным
голосом произнес Ник. А орк снова
захохотал.
- Уступи хозяину, красотка! С нами,
орками, не мед дело иметь! - Тебя за
этим сюда посадили? - зло прищурился
Ник. - Убеждать-уговаривать?!
- Еще чего! - обиделся орк. - Я тут из-за
своего языка. Чересчур длинный он,
знаешь ли.
- Знаю!
- Да ладно тебе, назгул! Знает он! А
вот ничего ты и не знаешь. Я ведь
почему в каземат загремел? Сказал
не подумав, мол хозяин наш, Саруман,
родным братцем Саурону Черному
приходится... Ну и вот.
- Лжешь, орк! - взвился было Ник, и,
уже гораздо тише. - Неужто правда? Но
уже и сам чувствовал, правда,
истинная правда. Вот и я - поэтому
сюда завернул, пронеслось в голове,
ведь нюхом шел, наугад пробирался. А
братья наверняка - похожи.
- Еще как! Два сапога пара, -
веселился неунывающий арестант-орк.
- Они ведь и в ссоре-то почему? А
старшенького-то, Саурона, Мелькор,
слышь, в свое время к себе приблизил,
всячески привечал, ну а
младьшенькому - от ворот поворот
сделал. Вот ему, младьшенькому-то,
это показалось обидно, и побежал он
опять в Валинор. С того и война
началась. Та еще, Первая. Как там ее.
Война Света, что ль? - Это ты у меня
спрашиваешь? - удивился Ник.
- Не-е, это я и сам знаю! Только слышь,
назгул, подь сюда, я тебе самую
страшную тайну на ушко шепну... Ник с
интересом повиновался. Что-то еще
придумает вздорный орк?!
- А самое-самое-то главное, так это
то, что и Мелькор с Манвэ тоже
братья. - Жарко задышал ему в ухо орк.
- Только тут история другая вышла.
Младьшенькому почет создатель наш,
Илуватар, оказывает: тут ему и
Валинор, и вся Арда в придачу.
Старшему, думаешь, не обидно было?!
Вот все и понеслось, войны все эти.
Только я так считаю, - орк,
погрустнев, тяжело вздохнул. - Два
братца, они завсегда меж собой
договорятся. А мы то, мы, из кожи
ведь лезем, тому ли, другому ли
служим, а все одно - кровь свою
проливаем. А кровь-то - она не водица,
и зазря ее проливать тоже, сам
понимаешь, накладно. Вот так
служишь, служишь, а тебя за твою
службу, да в кандалы! А опять же -
куда бедному орку податься? К людям,
к эльфам ли побежишь, в дружину
наниматься, так прибьют ведь на
месте, за одно только, что - орк!
Стало быть, выбор невелик: либо
Саурон, либо Саруман. Ну, послужил я
Белому, хватит, отсижу вот, и
подамся в Морию, у меня там братишка
в Гарнизоне служит, наверняка
замолвит словечко... Он слышь,
братец мой, на хорошем счету, и
опять же, Балрог тамошний очень к
нему благоволит все, знаешь,
рассказывает, как оно в прошлом-то
было... А братец потом уже - мне!
- Встречаетесь, значит, - ровным
голосом подытожил Ник.
- Ну, в увольнительной там, - не стал
скрывать орк. - А то и письма друг
другу пишем. А что ты морщишься,
назгул? Это хозяева наши - враждуют,
так а нам-то с Кхардом - с чего?! Одна
мать нас рожала, под одним кровом
играли, да вырастали. Вот как оно
надо бы и господам нашим...
- Не получится, - сказал тихо Ник.
Слишком много крови пролито и с той,
и с другой стороны, слишком глубока
вражда и ненависть.
И, пожалуй, я Сарумана понимаю. Могу
понять... Ежели мне б отказали, так я
бы
в гордыне немерянной, пожалуй, и сам
Тангородрим бы по камешку разметал.
И тут же, насмешливая, злоехидная
мысль: "На словах и Тангородрим
очень просто разрушить. Ты на деле -
попробуй. Да не какой-то там древний
замок, а хотя бы вот эту тюрьму. Эх
ты, на-азгул! Гонору и впрямь
многовато, а вот толку - чуть!
Мысли были обидные, а прутья
решетки такие, что - не согнуть и
верзиле-орку. А время меж тем шло
себе, своим чередом. Сменилась
тюремная стража, заключенным
принесли поесть, налили в кувшины
воду. Ник понюхал лепешку. Пахло -
неплохо. Для тюрьмы, во всяком
случае, сойдет. Орк и Глюм уже вовсю
работали челюстями. А вот Золотинка
не ела. Золотинке еды почему-то не
дали. Ник подумал, повздыхал и
переломил свою лепешку надвое. Тут
и одному-то маловато, но...
- Держите, госпожа, и кувшин еще
дайте, я в него воды плесну.
- Э, - сказал орк, отрываясь от своего
завтрака. - Ты это, назгул, брось.
Узнают, всех нас воды и пищи лишат!
Предупреждение было справедливым.
Но - Ник ощетинился.
- Ты что ль доложишь?!
- Не-е, я не дятел.
При чем тут какой-то там дятел; Ник
не понял, но переспрашивать не стал.
- Вот и прекрасно. А завтрак мой, что
хочу, то с ним и делаю: хоть в окно
выкину и никого не спрошу!
- Ну, назгул...- орк помотал головою и
протянул Нику остаток своей
лепешки. Оставалось, конечно,
немного, но - дело-то не в том,
сколько осталось! Золотинка
отвернулась, украдкой смахивая
слезы. Ник кашлянул.
- Не расстраивайтесь, госпожа. Еще
ночь и день впереди. А на самый
крайний случай... ну там что-нибудь
придумаем!
Ему хотелось подбодрить Золотинку,
но он все же сумел удержаться, не в
пример орку, предпочитая не болтать
о том, что ж такое припасено им на
"самый крайний случай".
На этот случай - он еще имел кинжал.
Тот самый, славный клинок Мастера
Артано! Тогда, во время драки в
парадном зале Ортханка, его ведь не
обыскивали: Саруман, очевидно,
забыл, а у орков - приказа не было!
Так вот и сохранился кинжал. Но уж
это и впрямь - на самый крайний
случай! И - утешения в том - маловато.